Наконец внизу, в тысяче метров под самолетом, показались огни Парижа. Миллионы людей за компьютерами, у телевизоров, со своими мобильными телефонами… В некотором роде тоже ведь разновидность наиболее современной и опасной коллективной истерии: огромная масса людей попала в зависимость от виртуального мира. Да, сегодняшнее безумие, которого никому не избежать.
Даже самому Шарко.
До своего дома в Л’Аи-ле-Роз Шарко добрался только в сумерки. Сравнивая Париж и его предместья, где царили четкие линии, а лица горожан, погруженных в книгу или глядящих в окно, были совершенно безмятежны, с египетской столицей, он почувствовал, что и сам почти успокоился. Вошел в квартиру, бросил чемодан, включил железную дорогу и отдался мерному ходу шатунов, тихому постукиванию колес, свисту паровозика… Ставшие наконец-то доступными привычные звуки и запахи помогали ему окончательно прийти в себя.
Но все-таки в нем еще жило колдовство Каира.
И он еще не забыл, как прикасаются к коже «челюсти» крокодилов.
Шарко со вздохом вернулся из детской в гостиную, поставил на стол банку с соусом-коктейлем, коробку засахаренных каштанов и подарки, купленные в аэропорту перед отлетом: бутылку виски и блок «Мальборо» — заказ Мартена Леклерка, курильницу для благовоний, которую привез жене Мартена Кате.
Потом, несмотря на поздний час, усталость и боль в суставах из-за всех доставшихся ему за сутки перемещений, он отправился в розарий Валь-де-Марн — впрочем, это было совсем недалеко, только дорогу перейти. Традиция, привычка, необходимость. Сторож Марк — он смотрел в своей кабинке очередную серию очередного бесконечного теледетектива — открыл ему калитку и дружески улыбнулся: так мы улыбаемся тем, кого привыкли видеть, даже не зная толком, кто они такие.
В дальнем конце парка его ожидала скамейка — обрубок ствола, распиленный пополам по горизонтали. Под тем самым дубом, где они с Сюзанной когда-то, господи, как давно, вырезали свои инициалы: Ф и С. Встав перед дубом, он провел по груди рукой, глаза его были пустыми. Ему еще виделось пламя зажигалки, колыхавшееся перед искривленными губами араба, ему еще помнился этот особенный запах паленой кожи… Он сжал зубы, достал перочинный нож и процарапал на коре рядом с семью вертикальными черточками еще одну.
Восемь ублюдков, которые больше никому не причинят зла.
Шарко сложил ножик, сел на свою скамью и свесил руки между раздвинутых коленей. «Посмотреть со стороны, — подумал он, — сразу видно, насколько я состарился». Преждевременно состарился и, нет, не физически — морально. Теплый воздух ласкал ему затылок — будто мягкая ручка ребенка. Внизу засыпающая столица, свернувшись клубком, как огромная кошка, все больше погружалась во тьму, а вместе с тьмой ее накрывало тошнотворное облако преступлений и насилия.
Он печально смотрел на траву. Здесь, именно на этом клочке земли, точно в этом месте, он впервые увидел Эжени, которая сидела по-турецки на траве и листала любимую книжку его дочки, «Приключения Фантометты». Эжени тогда подняла голову и улыбнулась ему. Отравленная улыбка — самый первый симптом параноидальной шизофрении. Начало крестного пути — как будто смерти Сюзанны и Элоизы недостаточно.
Даже в самые тяжелые периоды своей болезни Шарко не оставался без помощи и поддержки Кати и Мартена Леклерк. Только наплевавшему на все человеческие и административные трудности Мартену и удалось удержать его на плаву. В 2006 году Леклерк стал руководителем совершенно новой службы, получившей название Центрального управления по борьбе с преступлениями против личности, и предложил ему там пост аналитика. Профессия эта была для полиции тоже относительно новой, и работа Шарко заключалась в том, чтобы — теоретически, — не выходя из кабинета, расследовать висяки, уголовные дела об убийствах и других формах насилия над личностью, закрытые за недостаточностью доказательств, но снятые с полки, когда появилась свежая улика. Проверка всей содержащейся в деле информации, сопоставление фактов, психологический подход к следствию, использование для вычисления убийцы, особенно серийного, любых средств информации — не только национальных, но и международных, в том числе и Интерпола, знание всех последних достижений не только в научной сфере, но и в области информационных и коммуникационных технологий… Для обладателя диплома психокриминолога и двадцатилетнего опыта работы на земле Франка Шарко, шизофреника с манией преследования, началась новая жизнь, вдали от улицы.
Зазвонил в кармане мобильник, и комиссар тяжело вздохнул. Прочел на дисплее телефона «Люси Энебель». А ведь время к полуночи, этой женщине пора бы уснуть, как и всем прочим, так нет же — она тут, она набрала его номер. Он подключился со слабой улыбкой.
— Поздновато для звонков, а, лейтенант Энебель?
— Но никогда не поздно ответить на звонок… Я знала, что ваш самолет приземлился в Орли в двадцать один тридцать, и подумала, что вряд ли вы уже спите.
— Потрясающая интуиция! А чем нас кормили на борту, вам тоже известно?
Люси вышла подышать свежим воздухом и сейчас стояла у входа в педиатрическое отделение больницы.
— Я вчера оставила сообщение на вашем автоответчике, а вы мне не перезвонили.
— Сожалею, но это было невозможно: мне как раз в это время подали жареную рыбью голову.
Долгая пауза. Наконец Люси снова заговорила:
— У меня есть для вас новости. Мы…
— Да, я в курсе, сразу, как прилетел, позвонил шефу. Вы имеете в виду убийство Шпильмана-младшего и его подружки, кражу бобины и скрытый фильм, который вы обнаружили, так сказать, за оригиналом. Но я сейчас занят другим.