Монреальский синдром - Страница 32


К оглавлению

32

14

В квартире шизофреника обычно царит беспорядок, отражающий беспорядок внутри владельца квартиры. Надлом в сознании шизофреников зачастую настолько явно проявляется в окружающем их хаосе, что многие из них приходят в конце концов к решению нанять домработницу. И наоборот: жилище человека, который анализирует поведение других людей, должно отличаться известной строгостью, оно — как зеркало прямолинейности ума, привыкшего раскладывать информацию по полочкам, будто это обувь в отведенном ей шкафу. Ну а квартира Шарко была образцом смешения двух этих «стилей». Грязные кофейные чашки переполняли кухонную мойку, неглаженые костюмы и галстуки лежали горой в углу ванной, зато при виде чистеньких комнат можно было подумать, что здесь проживает мирное патриархальное семейство. Много фотографий в рамочках, горшки с цветами, в детской — мягкие игрушки, желтые обои, поверху — фриз с резвящимися дельфинами…

На полу детской — рельсы великолепной модели железной дороги. По рельсам идут старинные поезда с паровозами, а по обочинам — чего только нет: и домики, и деревья, и фабричные здания, и виноградники, и реки, и горы… Первое, что сделал Шарко, вернувшись два часа назад из Руана, — снова вдохнул жизнь в миниатюрный мир, потребовавший от него когда-то сотен… нет, тысяч часов на раскрашивание, склеивание, монтаж. Паровозики, весело посвистывая и время от времени выпуская из труб струйки ароматного дыма (с добавкой когда-то накапанных им в резервуары духов жены, его Сюзанны), побежали по рельсам. Эжени — не роняя своего достоинства — сидела посреди всего этого великолепия, вот она улыбнулась — и полицейский обрадовался тому, что она рядом.

Когда девочка решила уйти, Шарко поднялся и снял со шкафа пыльный чемодан. Стоило откинуть крышку — по комнате разлились запахи прошлого, такие печально-ностальгические, что сердце Франка болезненно сжалось.

Лететь в Каир надо завтра утром из Орли «Египетскими авиалиниями». И — черт бы их побрал! — экономклассом. Было договорено, что прикрепленный к французскому посольству полицейский комиссар встретит его в аэропорту. Шарко зашел в сеть, посмотрел, какая погода в Каире: небесный жар сжигает страну, настоящая баня, нет, такое делам не поспособствует… Он положил в чемодан легкие однотонные тенниски, одни плавки, другие — вдруг понадобятся, две пары фланелевых брюк и бермуды. Не были забыты ни магнитофон, ни соус-коктейль и засахаренные каштаны, ни игрушечный паровозик с прицепленной к нему черной вагонеткой для дров и угля.

Телефон зазвонил в ту минуту, когда он захлопнул чемодан, заполненный только наполовину (надо же было оставить место для подарков). Это Леклерк. Шарко, улыбнувшись, нажал на кнопку «ответить».

— Пару блоков египетских сигарет, бутылку египетского виски, названия которого даже и не припомню, аромакурильницу для Кати… ну и что еще ты попросишь привезти? Картонную пирамиду?

— У тебя есть еще время подъехать на Северный вокзал?

Комиссар посмотрел на часы. Половина седьмого. Обычно в семь он ужинает, почитывая газетку или разгадывая кроссворд, и не в его правилах отказываться от своих привычек. Нет, не так — терпеть он этого не может!

— Смотря зачем.

— Одна коллега из Лилльской судебной полиции хотела бы с тобой встретиться. Она уже едет сюда на скоростном поезде.

— Шутишь, что ли?

— По первому впечатлению, это связано с нашим делом.

Пауза.

— И какого же рода эта связь?

— Странная и неожиданная. Девушка позвонила мне по прямой линии и попросила о встрече с тобой. Так что съезди-ка все-таки и глянь, шутка это или всерьез. Одно вас с этой девицей точно роднит: вы оба в отпуске.

— Нашел о чем говорить, ничего себе отпуск!

— Ее поезд приходит в девятнадцать тридцать одну. Она блондинка, ей тридцать семь лет, на ней синяя туника и короткие узкие бежевые брючки. Впрочем, она сама тебя узнает — видела по ящику, ты ж у нас теперь почти кинозвезда!

Шарко потер пальцами виски.

— Прекрасно бы без этого обошелся. Что еще о ней расскажешь?

— Остальное я тебе переслал мейлом, получи, распечатай и собирайся в путь.

Пока перед ним на мониторе были только электронные авиабилеты.

— Есть, начальник, слушаюсь, начальник! Скажи, а сам-то ты тоже считаешь, что мне в Каире хватит двух неполных дней? Не маловато, а?

— Местные власти не хотят, чтобы ты оставался там на более долгий срок, а мы обязаны играть по правилам.

— Но какого черта ты посылаешь в Египет именно меня! Знаешь же, что в играх по правилам я не силен. И потом, вдруг… вдруг я сорвусь? Ты же помнишь… ну… зеленое пятно в моем мозгу?

— Именно тогда, когда в твоем мозгу появляется это зеленое пятно, ты лучше всего соображаешь. Точно. Болезнь делает с твоей башкой нечто такое… я бы сказал, она начинает варить с удвоенной силой, и ты ловишь на лету вещи, которых никто другой даже и не заметил бы.

— Сказал бы ты лучше вот это все нашему с тобой общему шефу! Может, он проникся бы ко мне большим уважением.

— Чем меньше мы ему скажем, тем лучше для нас. Да! На самом деле это называется «AuldStag»…

— Что «это»?

— Что-что! Египетское виски. Запиши, черт возьми, если не способен запомнить. А Кате купишь самую дорогую курильницу для благовоний, какую только найдешь: хочу сделать ей подарок получше.

— Как она, кстати? Давненько не виделись… Надеюсь, она не очень на меня сердится, и…

— И не забудь крем от москитов, иначе загрызут.

Леклерк повесил трубку так, будто хотел прервать ставший ему неинтересным разговор.

32